О ДУЭЛЯХ

[sentim]

В те времена, когда дворянам всех рангов приходилось много и утомительно воевать между собой, добравшись до своих замков, они предпочитали есть, пить и спать, а не искать новые поводы для ссор (во всяком случае, в холодное время года). Когда феодалы рангом повыше перестали регулярно развлекать своих вассалов войнами и войнушками, а память о доблестных делах предков осталась, кровопролитие в частном порядке расцвело пышным цветом. К концу 16го в. во Франции число дуэлей доходило до 350 в год.

Стали появляться эдикты. Самый первый был издан при славном короле Генрихе IV. Самый последний – при его внуке Людовике XIV. Вот тогда-то, начиная с 60 г. 17го века, дуэльное безумие наконец-то пошло на спад и, достигнув минимума, сохранилось аж до начала века XX. А королю Людовику XIII пришлось издавать соответствующие эдикты за тридцать лет своего правления раз шесть. Они воспринимались обществом как нечто экстраординарное, противоречащее общепринятым представлениям о поведении в обществе и обязанностях людей высокородных. Раздражали эдикты еще и тем, что за ними просматривалась куда более общая идея о том, что только государство обладает монополией на применение насилия, и только король может определить, когда это насилие применять. Дворянство принудительно обучали трудной добродетели самоконтроля и сдержанности. Трудной тем более, что сам король… в частных разговорах высмеивал тех дворян, которые не рискуют постоять за свою честь с оружием в руках.

Первым, кто решился всерьез наказать дуэлянтов, оказался кардинал Ришелье . Для примерной экзекуции был избран Франсуа де Монморанси-Бутвиль, сын Луи де Монморанси-Бутвиля, заядлый дуэлянт. В 1625-ом году убил на дуэли маркиза де Порте, в 1626-ом - графа де Ториньи, в 1627-ом году ранил барона Фретте, и чтобы избежать гнева короля, скрылся в Брюсселе. Несмотря за заступничество таких важных лиц, как эрцгерцогиня Нидерландов, король отказался его простить. Тогда Бутвиль поклялся, что будет драться даже средь бела дня в Париже. И 12-го мая 1627-го года Бутвиль дрался на дуэли в Париже с Франсуа д'Аркуром, маркизом де Беврон, их четверо секундантов также скрестили шпаги. д'Аркур сумел скрыться в Англии, а Бутвиль и его секундант, совсем молодой, несмотря на все просьбы о помиловании, были казнены. Франция была шокирована. Дуэли прекратились. Месяца на два-три.

Вторая половина 16 и первая 17 веков были периодом временного ухудшения климата, наводнений, засух, морозов, кризиса перенаселенности, неурожаев и т.п. На этом фоне протекали социальные процессы, начавшиеся раньше и завершившиеся наступлением Нового времени. Неписаные законы, которыми истинный дворянин обязан руководствоваться в жизни – кодекс чести – включал в себя и дуэль: право защиты чести оружием в поединке. Это право было унаследовано от средневекового понятия о «божьем суде», уже основательно трансформированного. В основе дуэли (но отнюдь не дуэльных правил) лежали представления о поединке Божьего суда, который в конце XV – начале XVI вв. все более утрачивал свой судебный характер в сторону рыцарского поединка, имеющего целью не столько выявить и наказать преступника, сколько продемонстрировать храбрость, благородство и боевое мастерство.

Дуэль стала, таким образом, способом разрешения конфликтных отношений внутри самого дворянского сообщества, и в этом отношении о дуэли можно говорить как о стереотипном правовом действии, знаке дворянской самоидентичности. Но, как отмечал в своих мемуарах маршал Таванн, "во Франции законы юстиции противоречат законам чести". С точки зрения законов государства и интересов охраны общественного порядка, дуэль – это тяжкое преступление, виновные в котором подвергаются преследованию со стороны королевского правосудия. С точки зрения христианской морали и религиозных норм, дуэль является тяжким грехом, поскольку одновременно содержит в себе грех убийства и грех самоубийства, в основе дуэли лежит грех гордыни и ненависть к своему ближнему.

В то же время, с точки зрения самих дуэлянтов, дуэль сама является формой правосудия, принятой среди благородных людей. Поединок становится дуэлью только тогда, когда в полной мере соблюдены дуэльные правила, т.е. обязательные для участников дуэли нормы поведения во время самого поединка и сам порядок проведения процедуры (вызов и его форма, согласование места и оружия, назначение секундантов и т.д.). Правом на дуэль с дворянином, то есть правом бросить вызов или принять его, обладали исключительно те, кто соответствовал определенным критериям и за кем дворянское сообщество признавало это право. Более того, предоставление и осуществление права на дуэль становилось формой признания статуса индивида, подтверждая его равенство с противником, их принадлежность к одной категории лиц благородного звания, поскольку для Франции XVI в. вопрос о социальном статусе и принадлежности к дворянству был напрямую связан с социальной и личной репутацией человека.

Значение репутации как критерия принадлежности к дворянству в первую очередь объясняется большой размытостью сословных границ, поскольку вплоть до осуществления Кольбером в 1666-1668 гг. Большого расследования дворянства – мероприятия, призванного положить конец узурпации дворянского статуса и практике доказательства дворянского происхождения устными свидетельскими показаниями – во Франции отсутствовали четкие юридические критерии определения принадлежности индивида к этому сословию. Обладание фьефом, освобождение от налогов, судебные привилегии, военная служба, благородный раздел имущества, наличие герба, ношение шпаги – все эти признаки не носили более исключительно дворянского характера, подобными привилегиями обладали и отдельные буржуа, и целые корпорации или города, кроме того, эти права незаконно узурпировались и государство было не в силах этому противостоять.

Дополнительную проблему создавало массовое аноблирование, поскольку оно "девальвировало" ценность обладания дворянством. Аноблирование лиц, принадлежавших к разряду людей длинной мантии, чья идеология была диаметрально противоположна рыцарским идеалам, угрожало родовитому дворянству потерей своего социального доминирования, поскольку судейские, ощутив свою востребованность со стороны монархии, стали претендовать на моральное превосходство над "дворянством шпаги" и на более высокий социальный статус. Мероприятия, предпринятые Кольбером, окончательно уравняли всех дворян: свое право называться дворянином надо доказать государству и для этого необходимо предъявить надлежащие документы. Но в XVI в. свое дворянство необходимо было доказывать самому дворянскому сообществу, и для этого следовало придерживаться определенных правил, определяющих благородный образ жизни, и демонстрировать качества, считающиеся внутренне присущими людям благородного происхождения. Иными словами, основным критерием принадлежности индивида к дворянскому сословию становилось признание его "своим" со стороны самого дворянского сообщества: чтобы быть дворянином, надо иметь репутацию дворянина. Для этого было необходимо наличие двух условий: благородный образ жизни и благородное происхождение.

В XVI в. в представлениях французского дворянства о чести наличествует определенная двойственность. Честь – это одновременно и родовое, природное качество, передаваемое по наследству, и личное качество, основанное на личной воинской доблести; это и качество человека, и признание за ним этого качества со стороны общества. Честь – духовное, внутреннее свойство благородной души, поэтому она не зависит от монарха, обладания титулом, должностью или богатством. Аноблирование королем не может сделать человека благородным, монарх не может ни наделить человека честью, ни отнять ее у него. Честь основана на доблести (vertu), будь то доблесть предков или доблесть личная. И хотя родовитому дворянину нет нужды доказывать свое благородное происхождение, даже он обязан своим поведением, следованием законам чести подтверждать свою честь, как качество плодов подтверждает качество дерева. Коль скоро честь является следствием военной доблести и должна цениться больше жизни, то лучшими доказательствами чести являются военные отличия. Поэтому поединок или дуэль, являющаяся своего рода ритуализованным, игровым аналогом войны, приобретает значение испытаний дворянских качеств сражающихся, а участие в дуэли становится своего рода обрядом инициации, делающим дворянина полноправным членом дворянского сообщества, действием, создающим репутацию индивида. Видимо, именно в этом кроется причина массового характера дуэли во Франции, начиная с середины XVI в., и то, что этот обычай продолжал существовать вопреки законам государства, религиозным нормам, общественному мнению и, в конце концов, угрозе жизни: риск смерти в бою, риск потери души, совершая грех убийства; риск в случае победы подвергнуться казни и конфискации имущества или стать жертвой мести друзей и родственников убитого; риск в случае гибели остаться без церковного погребения (опять же с конфискацией имущества)… Все эти достаточно весомые резоны не могли удержать дворян от участия в поединках в силу значения дуэли в качеств средства социализации: с точки зрения дворянского кодекса чести, дуэль – это обязанность, дело чести благородного человека, закрепленная в коллективном сознании норма поведения в случае нанесения оскорбления. Уклонение от поединка могло дать повод усомниться не только в мужестве, но и чести дворянина, что автоматически приводило к его отторжению дворянским сообществом.*
- - - - - - - - - - - - - - - -
* На 1560 г. во Франции насчитывалось около 100 000 дворян, до полутора процентов населения по провинциям.

Как и право на судебный поединок, право на дуэль, под которым следует прежде всего понимать право бросить и принять вызов на поединок, во Франции рассматривалось как исключительное право лиц, входивших в категорию "людей, чья профессия – носить оружие". Под это определение в первую очередь попадало "дворянство шпаги", а также профессиональные военные, не утрачивавшие свой статус в мирное время (то есть постоянно занимавшиеся военной или иной благородной деятельностью). Естественно, что это касалось только взрослых мужчин, женщины и дети были как бы за рамками этих правил. Пожилой возраст (60-70 лет) мог служить законной и уважительной причиной отказа от поединка. Что же касается возраста, с которого можно посылать и принимать вызов, то считалось, что если дворянин опоясал себя шпагой, он обязан уметь как защищаться, так и нападать с ее помощью. Молодость и неопытность не являются основанием для уклонения от поединка, реально же отсчет начинался с возраста 15-16 лет, хотя авторы некоторых теоретических дуэльных трактатов считали минимальным возраст 25 лет. Оправданием уклонения от дуэли служила также болезнь и физическое увечье, хотя некоторые теоретики доходили до мнения, что в случае, если у одного из противников нет глаза, второй обязан завязать глаз себе, если нет конечности – прибинтовать к телу соответствующую у себя и т.д.

Интересно видение дуэлянтами места поединка по отношению к обычному правосудию. Считалось, что если два дворянина сперва пытались решить свои разногласия в суде, то они утрачивают право на решение этого конфликта дуэлью. Точно так же, если человек уже понес наказание от обычного, официального правосудия, то его нельзя вызывать на дуэль, так как одно и то же преступление не судят дважды. Неприличным и против правил считался вызов на дуэль человека, ранее одержавшего победу в поединке над вызывающим: вызвать на бой человека, подарившего противнику жизнь в бою, считалось равносильным вызову родного отца. Единственное исключение делалось в случае, если победитель, подаривший жизнь противнику, унижал и оскорблял побежденного, заявляя, например, что тот трусливо вел себя в бою, и он оставил ему жизнь, так как мало чести в том, чтобы убить труса. В свою очередь проигравший мог заявить после дуэли, что победа была нечестной и его противник одержал верх при помощи коварства и подлости.

Желание избежать возможных осложнений такого рода после поединка было дополнительным мотивом того, что в XVI в. участники дуэлей стремились сделать свою победу бесспорной, убив или искалечив противника до полной потери им боеспособности. Нормой считалось правило, что ни один истинный капитан (в расширительном смысле этого слова – любой командир отдельного отряда) не может уклониться от поединка без урона для своей чести. Такой неоправданный отказ создавал дурную репутацию, что могло повлечь за собой потерю службы и невозможность более продолжать военную карьеру.

Для военных понятие репутации имело дополнительное значение, поскольку участие в дуэли служило подтверждением "профессиональной пригодности", тестом на храбрость, силу, боевое мастерство. Как заметил Прессак, автор одного из антидуэльных памфлетов, "для людей, осуществляющих профессию носить оружие, все блага и доходы, которые они надеются извлечь из своей профессии, зависят от того, насколько ценится и уважается их персона, в противном случае их карьера будет тщетной и напрасной". Обязательность соблюдения кодекса чести военными применительно к дуэли по мнению современников обуславливалась тем, что "военного, оскорбленного другим того же звания, если он не добивается надлежащей сатисфакции, позорят, освистывают, презирают и исключают из круга себе подобных: обычно ни один сеньор или капитан не хочет держать его в своей роте, как если бы тот был прокаженным или больным чумой".

Во Франции дуль со второй половины XVI в. приобретает характер массовой эпидемии, выкашивающей ряды дворянства с большей силой, чем смерть на полях сражений. Только за время правления Генриха IV (1589-1610) дуэль по различным подсчетам унесла жизнь от б до 10 тыс. дворян.

Мотивы поединков часто носят весьма сомнительный характер, широко распространяется обычай секундантов-компаньонов, дерущихся за компанию с друзьями из чувства солидарности, не имея вообще никаких личных мотивов для поединка. Защита чести часто всего лишь повод для поединка, но его причина всегда одна и та же – необходимость поддержать или создать репутацию, поскольку отказаться от дуэли для дворян, как и для военных, означает поставить себя вне законов чести и нанести ущерб своей репутации дворянина, что было опаснее и позорнее, чем пострадать в поединке или подвергнуться преследованию официального правосудия.

Отношение к дуэлям со стороны официальных властей, прежде всего самих королей, было противоречивым. Король не мог игнорировать вред, приносимый дуэлями, выражавшийся не только в массовой гибели наиболее активной и боеспособной части дворянства, прежде всего молодежи, но и в самой идеологии кодекса чести, ставившего честь дворянина не только вне зависимости от монаршей воли, выше королевских законов, но и выше заповедей господних "не убий" и "мне отмщение и аз воздам". С другой стороны, монарх сам являлся первым дворянином своего королевства, поэтому демонстрация королем пренебрежения к законам чести грозила ему потерей авторитета в дворянской среде. Более того, монархи и сами могли использовать вызов на дуэль в своих интересах: Франциск I сам собирался драться на поединке с императором Карлом V, а Генрих IV в 1585 г. вызвал на дуэль Генриха де Гиза.

Ордонанс 1532 г., изданный Франциском I, признавал за дворянами право на поединок для защиты чести, но исключительно с предварительным обращением к королю для арбитража и попытки примирения сторон; только в случае невозможности придти к согласию король дает разрешение на поединок, который должен проводиться в соответствии со всеми требованиями и правилами судебного поединка и под контролем судьи поля. Однако уже ордонанс 1539 г. констатировал пренебрежение дворян к этим правилам и их стремление решать конфликты в своей среде иными средствами, причем далеко не всегда при помощи честного поединка. Нападения из засады (guet-apens), убийства при внезапном нападении (rixe) были обычной практикой. Генрих II в 1547 г. был вынужден посвятить им специальный ордонанс, имевший весьма симптоматичное название: "Против убийств, которые ежедневно происходят в нашем королевстве". На таком фоне дуэль имела скорее положительное, чем отрицательное значение, поскольку как минимум предоставляла сторонам равные возможности, ограничивала рамки дозволенных средств (запрещено все, что против правил чести) и помогала избежать как излишних жертв, так и больших общественных беспорядков. Дуэль была реальной альтернативой убийствам и кровной мести, и хотя достаточно часто дворяне нарушали и сам дуэльный кодекс чести, честный поединок все-таки был более цивилизованной формой решения конфликтов.

То, что дуэль для дворян стала играть роль своего рода формы правосудия, повлияло на уход дуэли из сферы любого, даже королевского арбитража, поскольку на дуэли защищается честь, а честь – это духовное качество и "у короля нет юрисдикции над духом". Абсолютно неприемлемым для дворян-дуэлянтов было вмешательство в дела чести обычного суда – то есть людей длинной мантии, которым они отказывали в обладании дворянской честью, а решать дело чести может только тот, кто сам наделен ею. Кроме того, им было гораздо дешевле проливать собственную кровь, чем выплачивать судейским огромные денежные суммы как взятки и судебные издержки; сама попытка обращения к суду вместо дуэли в случае оскорбления чести могла трактоваться как проявление трусости и малодушия.

Со своей стороны, магистраты и Парламенты заняли по отношению к дуэлям самую непримиримую позицию. Чаще всего они игнорировали наличие вопросов чести как особой категории дел, требующих особого суда и особых судей, что отразилось, например, в постановлении Парижского парламента 26 июня 1599 г. Парламент видел преступность дуэли не только в совершении убийства, нарушении общественного порядка и королевских законов; наибольшую опасность представляло то, что безнаказанным оставалось само представление о том, что правила чести и дворянские традиции могут стоять выше авторитета властей и церкви, то, что репутацию человека чести дворяне предпочитают репутации законопослушного верноподданного и добропорядочного христианина. В своем постановлении члены парламента, назвав дуэль преступлением против величества (crime de lese-majeste), признали тем самым дуэль преступлением, противоречащим самому монархическому порядку. Однако реальных рычагов преследования дуэлянтов было слишком мало – как правило, дуэлянты имели широкую поддержку общественного мнения, влияли на процедуру юридического преследования через могущественных заступников-покровителей или родственников. Средством ухода от наказания было и получение королевского прощения и помилования. Так, в правление Генриха IV было выдано около 7 тысяч королевских прощений дуэлянтам, обогативших таким образом королевскую казну на сумму около 3 млн. ливров золотом.

Отношение дворян к дуэли как обязательной норме неписаных законов было настолько распространено, что когда Мария Медичи после издания в 1611 г. очередного нового эдикта против дуэлей собрала принцев крови, маршалов и чиновников короны для того, чтобы все они дали совместную клятву публично отказаться от дуэлей, чтобы своим примером оказать воздействие на всех дворян, эта затея провалилась по причине того, что больше половины собравшихся отказались дать подобную клятву. По этому поводу нелишним будет привести свидетельство Пьера Брантома: "Если эти поединки и не соответствуют христианским заповедям, то они по крайней мере весьма выгодны и справедливы, и можно сказать весьма полезны, коль скоро из двух зол следует выбирать меньшее. Я готов поклясться, что в поединке гибнут двое-трое, не более, взамен того, что я собственными глазами наблюдал при нашем Дворе: до того, как распространились дуэли, было всеобщим правилом и обыкновением, чтобы в случае ссоры оба противника составляли целые отряды из своих друзей, солдат, наемных убийц, профессиональных фехтовальщиков и прочих персон; когда между ними происходило столкновение на какой-нибудь улице Парижа или другого города, или даже при дворе (что случалось все-таки редко из опасения гнева его величества и его правосудия), а чаще всего где-нибудь за городом, то они убивали и калечили друг друга – как если бы это были мухи или животные".
(с)